— У мамы живот с утра болел! — звонко проговорил Теодор, вожделенно глядя на какие-то ящики, что стояли на палубе бота. "Она в постели осталась!".
— Ты только не волнуйся, — начал, было, Питер. Джон, пробормотав что-то, велел сыну: "Присмотрите тут за детьми".
Он быстро пошел к виднеющемуся вдали, на невысоком холме над морем двухэтажному особняку серого камня, под черепичной крышей. Питер, глядя ему вслед, подумал: "Все будет хорошо, не может не быть".
— Давай лодку разгружать, — улыбнулся ему Джон и велел детям: "А вы все — нам поможете!".
Марта стояла над конторкой, держась руками за поясницу. Она посмотрела на развернутый лист с родословным древом: "Умерла, значит, эта Изабелла Корвино. Марта подышала. Шурша просторным, изумрудного шелка платьем, она потянулась за шкатулкой с письмами: "Все равно, надо кому-то в Марокко съездить, еще раз. Вот хотя бы, — она порылась в шкатулке, — Теодору".
— Дорогая моя бывшая любовница! — Марта усмехнулась, — у нас все хорошо. Дэниел вернулся из Марокко, с готовым договором, но, к сожалению, ему там сказали, что моя кузина скончалась, еще пять лет назад. Что касается научных публикаций — я за ними слежу, не волнуйся. Как только появится что-то, похожее на работы Джованни, непременно стану с этим разбираться. Летом, я, наконец-то еду во Фландрию и Арденны, Питеру я написал отдельно. Скорее всего, на землях наших родственников, де ла Марков, есть залежи каменного угля, так что я бы на месте Виллема не оставался в Бомбее, а вернулся бы сюда, и открыл концессию по его разработке. Хотя, в любом случае, сначала надо закончить воевать…"
— Питер тоже шахты купил, — вспомнила женщина. "В Корнуолле, в Уэльсе и на севере".
— Мадемуазель Бенджаман и мадемуазель де Лу целуют тебя. Все мы желаем тебе счастливого разрешения от бремени. Твой любящий кузен, Теодор".
Марта свернула письмо. Чуть охнув, она убрала родословное древо.
— Вы бы не ходили, ваша светлость, — раздался с порога ласковый голос акушерки. "С шести утра на ногах, а сейчас уже полдень. Частые схватки?"
Марта замерла и прислушалась к себе: "Каждые две минуты, миссис Хэдли. Мистер Кроу не вернулся еще, с детьми?"
— Мистрис Джонсон им корзинку дала, для пикника, с собой, — акушерка усадила ее на большую, под кружевным балдахином, кровать, застеленную шелковыми простынями. "До вечера мы их не ждем, а к вечеру, — акушерка быстро вымыла руки и ощупала ее, — к вечеру вы и родите уже, ваша светлость. Схватки сильные, дитя небольшое, лежит правильно, — она рассмеялась. Марта, широко открыв рот, подышала: "Вот сейчас — уже очень сильные, миссис Хэдли".
— Как ты? — раздался обеспокоенный голос с порога. Джон увидел ее изумрудные глаза: "Господи, как я скучал, как скучал. Все-таки почти месяц нас не было".
— Я вас позову, миссис Хэдли, — Марта подмигнула акушерке. Та, взглянув на герцога, ворчливо сказала: "Только вставать ее светлости герцогине не разрешайте, пожалуйста, хватит уже".
Он начал целовать розовые, сладкие губы, не успев дождаться, пока закроется дверь. "Как там Джордж? — смешливо спросил Джон, положив руку ей на живот. "Или Элизабет? Не терпится увидеть родителей? Я так спешил, так спешил, — он устроился рядом, и нежно обнял жену, — и вот, успел. У нас внук есть, дорогая моя, Давидом назвали".
— Дедушка, — протянула Марта, укрывшись в его руках. Она рассмеялась. Джон, подышав ей в ухо, шепнул: "Я тебе кое-что привез, с континента. Потом посмотрим".
— Отчеты из Германии, держу пари, — она подняла бронзовую, красиво изогнутую бровь. "По Франции все сведения готовы. Гонец от его величества приезжал той неделей, забрал".
— Отчеты, — согласился Джон, наклонив голову, проводя губами по прикрытой брюссельским кружевом груди. "Но не только". Он вдохнул запах жасмина и вздрогнул — Марта сильно сжала его руку.
— Позови… — она широко открыла рот, — миссис Хэдли…и не уходи, пожалуйста…
— Ну что ты, что ты, — Джон поцеловал высокий, белый лоб и увидел, как она кладет пальцы на свой золотой крестик.
— Миссис Хэдли! — закричал он, придерживая Марту. Жена застонала — длинно, протяжно. Акушерка, войдя в комнату, спокойно сказала: "Давайте-ка, ваша светлость, время ребенку на свет появиться".
— Господи, — подумал Джон, обнимая ее за стройные плечи, шепча на ухо что-то неразборчивое, чувствуя, как ее ногти вонзились ему в ладонь, — Господи, я прошу тебя — пусть все будет хорошо. Сохрани всех нас.
Он вспомнил заснеженный двор деревенской церкви, серый шпиль, поднимающийся в голубое, яркое небо, и птиц, что вились над крышами. "Как их много, — восхищенно сказал маленький Тедди, что, вместе с Майклом, нес кружевной шлейф матери. "Это к счастью, мама".
— Я тогда ей напомнил: "Вот видишь, я же тебе говорил, в Париже еще — посмотрим, что там в горшочке получилось". А она улыбнулась, — лукаво так: "С первого раза все вышло, ваша светлость".
Он вытер пот с ее лица шелковой салфеткой: "Еще немножко, милая. Все хорошо, все хорошо".
Марта помотала головой: "Больно! Очень больно!". Джон увидел крупные, ползущие по щекам слезы. Внезапно испугавшись, он взглянул на акушерку. Та стояла на коленях между раздвинутыми ногами женщины. "Еще чуть-чуть, — ободряюще улыбнулась та. "Один раз, ваша светлость, головка уже видна. Белокурый будет, — добавила женщина, смеясь.
Джон твердо взял ее за плечи: "Я люблю тебя, Марта, люблю тебя, — он закрыл глаза, и повторил: "Люблю".
На песке горел костер. Маленький Джон откинулся к борту лодки: "Ветчина просто отличная, а макрель нам Питер так зажарил, что даже в Амстердаме бы позавидовали".
Питер лежал, блаженно улыбаясь, отхлебывая вино из серебряной фляжки. "Селедка, в Амстердаме, тоже вкусная — Констанца облизала пальцы. "Тетя Эстер тоже ребенка ждала, я помню. Дядя Джон, там не получали письма — кто у нее родился?".
Джон покачал головой и развел руками: "Она ведь на Карибах, милая, на Синт-Эстасиусе. Оттуда долго письма идут, тем более война сейчас".
Он поймал предостерегающий взгляд Питера и опустил веки. "Мерзавец, — яростно подумал Джон, — какой мерзавец этот адмирал Родни. Депортировать невинных людей, сжечь их дома…Папа пытался узнать — что с Эстер и ее мужем, но Родни написал, мол, никаких Горовицей на острове не было. Наверняка врет, выслал их на Сент-Китс, или еще куда-нибудь".
Майкл, что лежал, обнявшись с младшим мальчиком, под боком у отца, сонно зевнул: "Когда война закончится, отвезешь нас на континент, папа? Я хочу с дядей Теодором позаниматься, в его лаборатории".
— А меня, — Констанца вздернула подбородок, — приглашал учиться химии сам месье Лавуазье, понял?